Мои истории о дайвинге

Что это такое?

Захожу в один из водолазных магазинов города Владивостока. За прилавком девушка. Поздоровалась. Мои истории о дайвингеНачинается обычный в таких случаях диалог:

— Вам что-нибудь подсказать?
— Да нет, спасибо, я просто посмотрю.
— Может Вас что-то конкретно интересует? У нас не всё на витрине. Мы можем Вам подсказать, помочь с выбором, проконсультировать. Тут меня подорвало (уж больно день жаркий был, да ещё чуть в аварию на дороге не попал).
— У вас есть маска с бифокальными линзами? (А их на всем Дальнем Востоке нет. В Москве и то 2 недели искали).
— Нет. Но мы можем заказать из Москвы.
— Спасибо, я уже из Москвы заказал.
Внимание!!!! Девушка задаёт вопрос:
— А ЧТО ЭТО ТАКОЕ ?!!!

 

Тридакна.

Сначала официально-бытовая версия: Серьезную опасность могут представлять тридакны. Тридакна — самая крупная двустворчатая раковина на Земле. Весит она до 1 тонны и длиной бывает до 2м. Обитает тридакна в коралловых рифах Тихого и Индийского океанов. Между створками раковины всегда торчат волнистые складки мантии. Они бывают зеленые, лиловые, красные с пятнами разных цветов. Если поранить мантию, то
выступит капелька жидкости, в которой под микроскопом можно разглядеть множество бурых шариков водорослей. Эти «квартиранты» обеспечивают гигантскую хозяйку пищей.
Если человек случайно попадет ногой или рукой между створок ракушки, то они
моментально захлопнутся, словно капкан. Без посторонней помощи освободиться
от такого «рукопожатия» практически невозможно.
Теперь личные наблюдения:
Ну, кто в тропиках плавал, тридакн видел, тот знает, что всё написанное не более чем фантазии авторов, которые сами, похоже, тридакн не видели, но «от знающих людей слышали», «ещё деды говорили»… и т.д. и т.п.
На а на самом деле — нужно ОЧЕНЬ и ОЧЕНЬ постараться, чтобы СОВЕРШЕННО НЕЗАМЕТНО (и ни в коем случае не со стороны солнца, а откуда-нибудь снизу, из-за кораллового куста), ТИ-И-И-ИХОНЕЧКО так подобраться к какой-нибудь (желательно, достаточно большой, конечно) тридакне: ОЧЕНЬ-ОЧЕНЬ медленно двигать рукой в направлении мантии: УСПОКОИТЬСЯ… СОСРЕДОТОЧИТЬСЯ, а затем МАКСИМАЛЬНО БЫСТРЫМ движением (а вода, как мы все помним в 778 раз плотнее воздуха, да и какой никакой костюм на нас надет и аппарат опять же, что убыстрению движения, естественно, не способствует), порвав мантию (что сделать, надо сказать, совсем не просто!) засунуть руку (про ногу и другие любопытные части тела я даже не упоминаю) внутрь тридакны. И если вы такой «ловкий Эмельяно», что вам это удастся, то я вас поздравляю — спецназ отдыхает!
Наши же попытки ПРИБЛИЗИТЬСЯ к раскрытой тридакне (а мы видели их предостаточно и на Мальдивах, и на Марианских островах, и на Фиджи с Вануату), натыкались на её упорное нежелание показать нам свои внутренности.
То есть: МАЛЕЙШЕЕ наше движение приводило к закрыванию створок тридакны —
раз; её мантия имеет лишь два совсем небольших отверстия (куда, наверное, и нужно совать руку) — два; и третье — расстояние между створок тридакны не настолько большое, чтобы туда СЛУЧАЙНО (про НАМЕРЕННО уже написал) засунуть что-нибудь, в том числе и ласту «неосторожного ныряльщика». Точнее оно НУ СОВСЕМ НЕБОЛЬШОЕ да ещё и ВОЛНИСТОЕ вдобавок.
А вообще-то, конечно жаль. Красивая, была и немного адреналиновая, но, увы, сказка.

 

Как мы в пещеру ходили.

   Как известно, залив Петра Великого не обижен ни на надводные, ни на  подводные достопримечательности. Есть здесь и затонувшие суда, и острова с очень красивыми подводными пейзажами возле них, и каменные банки, и отдельно стоящие скалы, поднимающиеся вверх метров на 30, и на столько же опускающиеся вниз. Есть даже подводные гроты и пещеры. Вот об одной такой пещере, и о нашем погружении в неё, я и хочу вам рассказать.

В общем-то, по понятиям настоящих «пещерных крутяков», эту пещерку и пещерой-то назвать, стыдно: так, метров на 15 вглубь скалы уходит дырка с небольшим куполом без всяких ответвлений. Вот на эту-то «несерьёзность» мы и «купились». А надо вам ещё сказать, что я только-только купил подводный журнал с очень красивыми пещерными фотографиями Гевина Ньюмана. Приблизительно то же самое мы ожидали увидеть и в «нашей» пещерке. Это была первая ошибка. Вторая заключалась в том, что ныряя более пятнадцати лет, и преимущественно «соло», чувствуешь себя ну если не Ж.И. Кусто, то, по меньшей мере, где-то рядом. Третья ошибка (или самая-самая первая) заключалась в том, я повторюсь, что мы считали эту пещерку совсем «несерьёзной». Она, конечно, такая и есть. Вот только подготовиться надо было к встрече с ней посерьёзнее.

Итак, три не самых плохих, с нашей же точки зрения, дайвера, решили снять небольшой любительский подводный фильм о своём погружении в пещеру. Книгу «Ваш первый видеофильм» прочитали, сценарий прикинули, камерой в боксе обзавелись, батарею зарядили, фонарики взяли. Ну всё, кажется, сделали. Да, вроде бы, верёвку надо взять. Да ладно, мы же профессионалы! Пещера 15 метров, глубина чуть больше десяти, какая к чёрту, верёвка, путаться ещё с ней!!!! За пацанов, что ли, нас держите… думали мы, опасаясь показаться друг — другу трусами.

И вот, в один из майских дней, мы отправились на остров Карамзина. Интересный такой остров, 600 метров в длину, скалистый, с круто уходящими вверх стенами высотой до 107 метров. Заповедник Природы. Кстати, будете в тех краях — возьмите с собой  фото и видеокамеры, в том числе и подводные. Красивый остров, едва не ставший для меня могилой. Под самим островом много чего интересного: два корабля, гражданский и военный (по некоторым данным даже три), куча неразорвавшихся авиационных бомб различных типов. Также рядом находится впечатляющих размеров подводная скала, вытянутая от острова в море. Ну и конечно пещера, куда мы собственно и направлялись на двух японских катерах, перегоняя друг друга. Это был праздник, но мы ещё не знали, что это  будет праздник не ПОГРУЖЕНИЯ в пещеру, а ВЫХОДА из неё, и что день этот можно будет смело считать для кое-кого вторым днём рождения.

Пришли на место, неспешно оделись, повторили сценарий и «упали» за борт. Предполагаемая глубина погружения -13 метров. Видимость — обычная для этого времени года, метров 20. Вход, правда, нашли не сразу, и пока искали его атмосфер по 70 из баллонов «съели». Ну вот и вход в пещеру. Так. Дальше действуем строго по сценарию, показываю я знаками: я захожу, пока НЕ НАМУТИЛИ, снимаю, затем подаю сигнал. Вы вплывете в пещеру, ну а там видно будет. Сначала всё шло по сценарию. Заплыв внутрь и отсняв минут пять видео, я развернулся и подал сигнал. Вплыли мои компаньоны по авантюре, светя мощными фонарями. Красиво. Это надо снять. Снято.

Со дна пещеры начала подниматься муть. «Надо бы успеть снять побольше, — подумал я, — пока вода чистая». Отвернулся от входа и начал снимать. В щель забилась небольшая стайка черных ершей. Кругом ежи, звёзды, мидии, кукумария. Это снимем, это интересно, я проплыл немного дальше вглубь пещеры. Очень чистая, почти дистиллированная вода. А что у нас там с воздухом? Посмотрел на манометр — 50 атмосфер. Ну, при нашем-то опыте, да на такой глубине… ещё чуть-чуть поснимаю, не каждый день в пещеры ходим. Муть поднималась всё больше и больше. Пожалуй, теперь, пора возвращаться всё равно качественной съёмки не будет.

Развернувшись, в сторону, как я думал, выхода, я не увидел…. НИЧЕГО!  ВООБЩЕ НИЧЕГО! Передо мной была одна только взвесь. Она была везде: справа, слева, сверху и снизу — ВЕЗДЕ!

Перед маской нервно мелькнули чьи-то ласты, и это было последнее, что я смог увидеть в пещере. Попробовал посмотреть на манометр, поднёс его к самым глазам — бесполезно, муть стояла абсолютная. Ладно, страха нет, успокаивал я себя, сейчас выключим фонарь и увидим свет выхода. Щёлкнув выключателем, я погрузился в полную темноту. Стало ещё хуже. Поторопился снова его включить. Стало чуть уютнее, но не более того. Вспомнились рассказы пещерников: «потеряешь свет — не страшно, потеряешь «ходовик» — это твой конец». Но ведь это в настоящих, больших пещерах! А здесь от силы 15 метров!

Сколько же осталось воздуха? Что делать? Где искать выход? Мысли путались, набегали одна на другую, не давая сосредоточиться на чём-то одном, самом главном.

Что сейчас самое главное? Выбраться наружу, посмотреть воздух, найти выход, чёрт, надо было взять верёвку…. Всё опять пошло по замкнутому кольцу пещеры-ловушки, где мы оказались по вине собственной самоуверенности. Нет, критика потом, надо что-то делать… Прежде всего, подумал я, надо успокоить мысли и дыхание. Но подумать об этом было легче, чем сделать. Мысли путались. Я вдруг совершенно отчётливо представил, как меня найдут «вывешенного в ноль» в теле скалы. Точно, как на лицевой картинке того самого журнала, только без катушки… и мёртвого. Буквально в 20 метрах от меня была поверхность воды и лодка, но для меня сейчас это было невообразимо далеко….

Появилось желание ничего не делать. Просто висеть на одном месте. Я здесь один, товарищи, скорее всего, уже нашли выход. Верёвки у них нет, им надо подниматься за ней в лодку, поменять аппараты,  надо всё  это СДЕЛАТЬ,  и на всё это потребуется ВРЕМЯ! А его у меня, похоже, очень и очень мало…. Пришлось собрать все силы, чтобы удержать животный страх и не наделать каких-нибудь глупостей. Например, кончить всё это одним махом, не дожидаясь, когда закончится воздух в баллоне. Нет, глупости всё это, пока есть воздух надо жить, как там, в инструкции написано?

«Попав в критическую ситуацию, прежде всего, успокойтесь, неприятность уже с вами случилась, теперь нужно из неё выбираться». Хорошо сказано, но что ты можешь сделать? Только двигаться. Куда? Неважно! Висеть на месте и ждать когда уляжется взвесь глупо, может быть, она сутки будет оседать. Ожидать, что тебе принесут ещё аппарат, спасительная мысль, но надеяться на неё, значит также висеть и ничего не делать, что равносильно смертному приговору в данной ситуации… Я полностью стравил воздух из сухого костюма, лёг на дно, стало чуть легче. Хоть какая-то опора. Думай, думай парень, и делай это быстрее, буквально приказывал я себе!

— Надо двигаться вдоль стены, но её ёщё надо найти эту стену, да и стены здесь такие…это не комната в панельном доме, ты видел пещеру, она небольшая, заблудиться в ней нельзя, надо только найти выход… у меня сбалансированный лёгочник, воздух кончится сразу, «высасывать» аппарат не придётся… это хорошо или плохо? На сколько мне ещё хватит воздуха в баллоне, что делать, когда он кончится… ведь воздушных пузырей здесь нет, а что можно сделать, когда воздух кончится…

Избежать паники, за которой последует частое дыхание и  резко уменьшится остаток воздуха в баллоне, удавалось величайшим усилием воли.

— Так, поскольку от света нет никакого толка, его, всё-таки лучше выключить. Я опять погрузился в кромешный мрак и начал куда-то двигаться. Двигаться было всё равно куда, и надо было думать о чём-то нейтральном, чтобы отвлечься от РАСХОДОВАНИЯ ВОЗДУХА.

В голове была только одна «нейтральная» мысль: 3  му…ка пошли в 15-ти метровую пещеру на глубине 13 метров и утонули в 20 метрах от лодки. Почему-то наиболее остро воспринимались эти совсем маленькие несерьёзные цифры. Я буквально полз по дну пещеры в полной темноте, тыкался в камни, ощупывал их, и если это была стена сворачивал от неё вправо. Ползти, придерживаясь одной рукой за стену, не было никакой возможности, это, действительно, не комната с четырьмя углами и проёмом двери. Момент, когда я увидел сине-зелёную дыру выхода из пещеры я помню до сих пор!  Не глядя на манометр, я рванулся к нему, работая ластами со всех сил. Пронеслась мысль: «Ну, слава Богу, я буду жить», и тут же другая: «Ну вот какой я крутой, и здесь не погиб», но я тут же оборвал себя: «Крутой ты чудак на букву «М», молчи уж лучше, пока опять что-нибудь не произошло. Никого в пещере не осталось?»

Нет, на выходе меня ждали товарищи. Впрочем, я сильно сомневаюсь, что смог бы заставить себя вернуться обратно в пещеру не привязанным. Уже на выходе я обнаружил, что видеокамера вместе с фонарём слетела с руки и осталась в пещере. Но искать её сейчас, вернуться в пещеру, которая едва не стала нашей могилой, было выше моих сил.  Стрелка манометра замерла на цифре 20 атмосфер. Ещё раз, посмотрев на вход в пещеру, — решили вернуться за камерой поменяв аппараты.

Обматерив себя наверху последними словами, мы отдохнули, я насмерть привязал толстенную верёвку к своей руке (вытаскивать в случае чего, легче будет, чем за пояс) и, поменяв аппарат, пошёл за видеокамерой. Один из моих друзей-авантюристов остался на поверхности, другой пошёл со мной в обеспечение.

Зависнув у входа в пещеру и успокоив дыхание, насколько это было возможно, с чувством, как будто я опять захожу в пасть дракона, которая меня один раз милостиво выплюнула, я заполз в пещеру. Взвесь, за те полчаса, которые мы провели в лодке, так и не успокоилась. Камера лежала метрах в трёх от входа, и я нащупал её практически сразу. После этого  ПЯТЯСЬ ЗАДОМ и отталкиваясь руками назад, я вышел из пещеры.

В этот день мы больше не ныряли. Не пошли ни на крейсер, ни на гражданское судно, никуда. Мы собрались и пошли домой. И, несмотря на то, что всё закончилось у нас благополучно, у всех троих осталось какое-то неприятное давящее чувство. Возвращаясь обратно домой, мы больше молчали. О победе не могло быть и речи, нас просто отпустили на этот раз. Как будто сама Смерть дохнула на нас своим холодным дыханием, и, зевнув, равнодушно сказала: «Ладно, не сегодня».

Прошёл год после того, как мы едва не остались в той пещере, а я до сих пор боюсь её. Говорят, что есть только один способ преодолеть страх — это войти в него. Можно сколько угодно стоять у тёмного подъезда, но пока ты не войдёшь в него, так и будешь бояться этой темноты. И я, конечно, снова войду в эту пещеру, но ещё не сейчас, не сегодня…

Вот так. Совсем маленькая, почти рекреационная, пещерка едва не стала нашей могилой. И самое смешное в этой истории: если бы мне кто-нибудь сказал, что он полез в пещеру без веревки, я бы покрутил у виска пальцем и обозвал его нехорошим словом. Ну да задним умом мы все умные.

P.S. А фильм неплохой, кстати, получился. Мы его даже на местную передачу любительских фильмов «Жемчужина побережья» выставляли. «Моя любовь — Японское море», назывался. Грамоту получили (ладно, что не «посмертную»).

 

На затонувшем корабле.

Случай этот произошел со мной в 1985 году, уже после окончания курсов и получения удостоверения «пловца-подводника». В то время мы работали «водолазами по договору» в порту г. Корсакова на Сахалине — производили диагностику состояния подводной части  портовых сооружений и очищали от обрастаний кингстонные решётки стоящих у пирса судов. Работа была несложная, только уж больно рутинная. Каждый день одно и тоже — два АВМа до обеда, один — после. Хотелось разнообразия, а ещё лучше — ПРИКЛЮЧЕНИЯ!

И вот как-то раз от одного из местных жителей, я узнал, что недалеко от порта, на небольшой глубине (метров 15 над надстройками), лежит старый военный корабль. Говорили, что перед затоплением с него сняли всё вооружение, оборудование и после этого использовали, как мишень.

В воскресный день, прихватив личное снаряжение, и никому ничего не сказав, я отправился к пред-

полагаемому месту затопления корабля. Саня, местный житель, четырнадцатилетний мальчишка, с ко-

торым мы договорились насчет лодки, уже ждал меня на берегу.

Оказалось, что корабль отмечен буем, что несколько уменьшило пыл романтики (всё-таки хотелось найти настоящий, давно никем не посещаемый корабль), но зато сильно сократило время его поиска. Впрочем, Санька сказал, что на его памяти здесь никто не нырял. От его 14 лет я смело отнял 7 (тогда он, скорее всего, вообще этим не интересовался), и удовлетворился тем, что 7 лет «не посещаемости» — тоже неплохо.

Погрузились в лодку, налегли на вёсла, и направились к бую, метрах в трёхстах от берега. Никаких особенных планов относительно погружения на корабль у меня не было. Так, посмотреть на него, если будет возможность, что-нибудь прихватить интересное на память, и все. Светило солнце, море было спокойным, вода, относительно, теплой. Закрепили лодку за буй (обычный рыбацкий кухтыль, когда-то красного цвета, а сейчас выцветший почти до белого), и я стал готовиться к спуску. Договорились с Санькой, что спуск займёт не больше 25 минут.

Надел «Чайку», аппарат, прикрепил к ноге ножны с ножом, натянул маску, ласты, взял в руку фо-

нарь, предварительно продев руку в петлю страховочного шнура (под этим громким названием скры-

вался обыкновенный капроновый шнурок от ботинка), и лихо кувыркнулся спиной назад.

Погружаться начал рядом с буем, от которого, густо облепленный мидиями, вертикально уходил вниз синтетический трос миллиметров восемнадцать толщиной. Видимость под водой была около семи метров, что для этих мест совсем неплохо. Экономя воздух, я быстро спускался вниз, перебирая руками по тросу задерживаясь только для «продувки» ушей. Мелкие рыбешки, при моем приближении бросались врассыпную, но далеко не отплывали. Уже на пяти метрах резко похолодало и стекло маски запотело. Остановившись, я промыл  маску и продолжил спуск.

На глубиномере было 12 метров, когда подо мной возникла темное пятно. По мере приближения к

нему вычерчивались контуры надстройки корабля. Отплыв от направляющего мой спуск троса, я стал

плавно опускаться вниз, раскинув руки и ноги наподобие осьминога. Корабль постепенно появлялся из глубины, словно на проявляемой фотографии.

Сказать, что я волновался — не сказать ничего. Это была смесь эйфории, мальчишества и выброса ад-

реналина! Вот она цель погружения, вот оно — ADVENTURES!

Корабль стоял почти на ровном киле с небольшим креном на правый борт. Значительная часть его корпуса погрузилась в грунт под собственным весом, надстройки обросли водорослями и мидиями,

везде были тёмно-коричневые асцидии. Всё это скрадывало обводы корабля. Видимость здесь была

значительно лучше, чем у поверхности, но всего корабля я всё-таки рассмотреть не смог. Похоже на

тральщик.

Было такое ощущение, что он побывал в бою — в борту зияли пробоины с завёрнутыми краями, вокруг лежали куски искорёженного метала, части оборудования и болванки от неразорвавшихся снарядов. Впрочем, даже таким он был, по-своему, красив. Я медленно поплыл над надстройками. Приличных размеров камчатский краб медленно полз по своим делам, бычки удивлённо таращились на существо, не похожее ни на что, виденное ими до этого, сновало множество рыбной мелочи.

Меня охватило волнение — вид когда-то грозного боевого корабля под водой впечатлял. Вспоминались рассказы о затонувших кораблях, сокровищах, приключениях, слышались команды офицеров и

топот матросских ботинок по железной палубе.

А что если заплыть внутрь ходовой рубки? Конечно, там ничего нет, и все же — а вдруг?! Подплыв к

надстройке и, успокоив дыхание, я потянул себя дверь, ведущую в ходовую рубку, не особенно веря,

что из этого что-нибудь получится. Как ни странно, она поддалась без особых усилий! Я заглянул

внутрь. Стёкол в иллюминаторах не было, и тёмно-синий свет моря проникал сквозь проёмы в рубку.

Страшновато, внутрь-то лезть…

Посмотрел на манометр — 120 атмосфер. Глубиномер отметил 22 метра. Так, реальное время по запасам воздуха и «кессонке» — минут 25. Нормально. Включил фонарь и теплый желтый луч рассеял царство полутеней, прочертив путь в чрево корабля. Стало немного спокойнее. Сдерживая дрожь в теле, и повернувшись на левый бок, я вплыл внутрь корабля, стараясь не поднимать муть. Проем двери остал-

ся позади, и я оказался в рулевой рубке.

Служить мне довелось в военно-морском флоте, и раза я бывал на тральщиках похожего проекта.

Удивительно! Переборки, палуба, подволок, всё такое знакомое, и все это на двадцатиметровой глуби

не! Шаря лучом по переборкам,  убедился, что корабль не погиб в бою, он явно был подготовлен к затоплению. Не было ни приборов, ни оборудования — с него сняли всё, что представляло ценность. В рубке нетронутой осталась лишь колонка машинного телеграфа. Она тоже вся обросла мидиями, но надпись «Полный вперёд» осталась почему-то чистой. Обе ручки, дающие команду в машинное отделение, были на месте и стояли в вертикальном положении, что соответствовало положению: «Стоп машина». Я попробовал сдвинуть их, но мне это не удалось. Корабль не хотел двигаться, он хотел остаться здесь, на своём последнем пристанище.

Вы знаете, что корабль под водой живёт своей, только одному ему известной жизнью? Никто, кроме него самого, не знает об этой жизни, никто не знает, кто приходит к нему по ночам, кто только что ушёл отсюда, не желая встречаться с незваными гостями, кто наблюдает сейчас за вами со стороны, находясь ровно на таком расстоянии, чтобы видеть вас, оставаясь невидимым самому.

Корабль, как будто, несёт в себе последнюю тайну, которая перестанет существовать только тогда, когда он превратится в груду обломков. Что он вспоминает, когда остаётся один?

Я потряс головой, чтобы сбросить это наваждение. Вокруг был лишь металл, ржавый, со следами копоти. Могильная тишина, ни света, ни движения воды. Вниз из рубки уходил проем люка, на среднюю палубу. Решил сходить еще туда. Проплыл вниз вдоль трапа — везде висят обрывки кабелей, видны проемы кубриков, едва отличающиеся серыми пятнами от общего фона коридора, иллюминаторы без стекол. Заглянул в один кубрик, в другой — кое-где остались неснятыми двухъярусные койки.

Сколько матросов и офицеров провели здесь часть своей жизни, сколько их, возможно, до сих пор хранят, фотографии этого корабля, гордо стоящего на рейде или выполняющего боевую задачу? Проём двери, и трап уходящий круто вниз, появились неожиданно. Посмотреть или нет? На манометре — 80 атмосфер. Я начал уже замерзать. Ладно, посмотрим только быстро!

Спустился вниз, быстро проплыл по коридору метров 20, освещая себе путь фонарём. Ничего инте-

ресного, всё то же самое. Ну ладно, пора и наверх, останется воздух и время — поплаваем над кораблём.

На секунду я выключил фонарь — тьма навалилась со всех сторон, лишь манометр и глубиномер тускло фосфоресцировали, отмечая- 60 атмосфер, 25 метров. Я поспешил включить фонарь.

Развернувшись,  поплыл в обратную сторону. Выход на среднюю палубу нашел быстро, дальше по

коридору, где-то здесь должен находится второй трап, который выведет меня в ходовую рубку. Чёрт,

всё-таки — намутил, видимость упала до метра.

Луч фонаря осветил дверь. Но мне не нужна дверь, мне нужен люк, я не открывал никаких дверей, кроме двери в ходовой рубке! Внутри неприятно похолодело… На всякий случай потянул дверь, она не поддалась. Развернувшись, я поплыл обратно, проплыл над люком, из которого, кажется, только что вышел. Коридор привел меня в большой кубрик — кинозал или столовую. Нет, здесь я точно не был. Заблудился! Где я мог ошибиться? Может быть, вышел, не в тот люк?!

Вернулся к люку, ведущему вниз, но сил спуститься в него не было. Мысли путались, все смешалось: описываемые в книгах рекомендации, советы, похожие случаи с заблудившимися людьми в пещерах и кораблях. Голова работала лихорадочно, состояние было близким к панике. Только не стоять на месте!

«Успокойся! Успокойся! Успокойся!»- твердил я себе, как заклинание. Чёрт, ещё этот  наклон корпуса судна! Меня уже всего колотило и от волнения, и от холода. Почему-то вспомнился сигнал бедствия, используемый радистами всего мира  наряду с «SOS»  — «MAY DAY».  Когда-то я его переименовал в «MY DAY»…  Кажется, как раз для этого дня. Несколько взмахов ластами  и я опять оказался в «кинозале». Подплыл к иллюминатору — он слишком мал для того, чтобы пролезть в него, даже без акваланга, да и если бы пролез — что толку? С 25 метров подняться наверх свободным всплытием мне  вряд ли удастся.

Манометр отметил 40 атмосфер. Надо успокоить дыхание, это прежде всего. Пузыри, столь драгоценного для меня воздуха, поднимались вверх и собирались в углах «кинозала» ртутными каплями.

Уже не заботясь о том, что поднимаю муть, я решил проплыть его насквозь. Фонарь был почти бесполезен. Кубрик перешел в коридор и метров через пять я заплыл в какое-то помещение. Здесь мути не было. Большая, электрическая плита со снятой верхней крышкой подсказали, что я на камбузе. С камбуза должна быть дверь на палубу, — не таскали же они продукты сюда через весь корабль по трапам!

Дверей было даже две, но ни одна из них не поддалась моим попыткам открыть их. Молнией мелькнула мысль – над плитой должна быть вытяжная труба! Я развернулся и подплыл к

плите, освещая подволок. Вот она! Конус воздухозаборника из нержавеющей стали отразил луч фонаря так, словно кто-то светил мне навстречу. Я вздрогнул! Нервы были напряжены до предела. Направил луч фонаря вверх конуса — он не встретил сопротивления — выход!

Отверстие было несколько больше иллюминаторного. Если толкать аппарат пред собой, то я должен

пройти! Указатель минимального давления АВМа выскочил из гнезда, — воздух был на исходе. Схва-

тившись за края конуса, я подтянулся ближе к отверстию, и вдруг вся эта конструкция подалась мне

навстречу. Ещё не зная хорошо это или плохо, я дернул сильнее, насколько это было возможно при моём висячем положении, и вдруг вся эта махина вывалилась на меня, открыв, как мне показалось, громадное отверстие к свободе!

Видимо сыграла роль разница металлов, сработала электрохимическая пара, и края трубы в месте со-

прикосновения с палубой надстройки за годы нахождения корабля под водой проржавели. Впрочем, в

тот момент мне было не до этих соображений.

Вытяжная труба, падая выбила у меня из руки фонарь и упала своим краем на страховочный шнур, придавив его к палубе, а с ним и меня. Вокруг меня была полная темнота, и лишь полоска света, пробивающаяся из-под конструкции, как бы давала надежду, что ещё не всё потеряно, что я ещё жив. Ситуация была ужасная: 25 метров, воздух на исходе, передо мной выход наверх, а я придавлен к палубе!

Попробовал приподнять край конуса, дёрнул рукой — бесполезно, конструкция даже не шелохнулась… Обыкновенный капроновый шнурок от ботинка держал меня крепче стальных наручников! Корабль упорно не хотел отпускать меня! Впрочем, подумалось мне, упади конструкция не на фонарь, а на руку — это был бы точно конец «пловца-подводника».

Достать руку с прикреплённым к ней фонарём не было никакой возможности. Нож! Потянувшись за ножом, я нащупал пустые ножны! Ножа на месте не было! Нет, только не это!! Потерял!

Ещё и ещё я ощупывал ножны, пространство вокруг себя, до которого мог дотянуться, надеясь, что

это произошло только что во время падения. Бесполезно! Ножа не было нигде, или я его не мог его

найти. Воздух уходил с необыкновенной быстротой.

Я как-то необыкновенно отчётливо представил себя в эту секунду со стороны.  И тогда пришло спокойствие. Словно зомби, руководимый кем- то другим, я прижался к дну, закрыл глаза, снял маску  и стал бить стеклом маски по грузовому поясу. Раз,  два или больше, я уже не помню. Была единственная мысль – только бы не потерять осколки! Стекло треснуло, я ощутил это по звуку. Сорвав зубами перчатку с правой руки, я выдавил стекло, нащупал один из осколков и, взяв его в руку, начал перепиливать шнурок возле самой кисти, стараясь держать стекло ребром, постоянно дёргая кистью изо всех сил.

Сколько на это ушло времени я не знаю, редуктор за спиной начал хрипеть. «Почему такое тупое

стекло?»- думал я. Умирать не хотелось, страшно хотелось жить! В эту минуту я прекрасно понимал

людей лишённых зрения, я  ч у в с т в о в а л   то, что я делал. Мы со стеклом просто превратились в единый организм!

Воздуха уже почти не было, я начал высасывать баллон! Положив стекло под себя, я изо всех сил потянул к себе левую руку, помогая ей пальцами правой. Боже, как я тянул, мне кажется, что теперь я бы порвал шнур даже не надрезанным! Шнур лопнул, как-то совсем буднично. Свободен! Рванув пряжку грузового пояса, и ощутив, как он свалился с меня, я открыл глаза. Зрение обострилось до такой степени, что, что я смог различить смутное пятно отверстия в палубе.

Бешено работая ластами, я выставил руки вперёд и «полетел» наверх, выпуская пузыри воздуха, которые оставались где-то позади, не успевая за моим стремительным бегом к поверхности. Наверх, наверх, к солнцу, к свежему воздуху! О кессонной болезни в тот момент я не думал.

Тело мое вытянулось в болид, и только ноги молотили без устали. Аппарат выдавал последние кубические сантиметры столь необходимого мне сейчас воздуха. Лёгкие готовы были разорваться, сопротивляясь вакууму баллонов, и едва справляясь с данной им природой обязанностью. На какой-то глубине рычаги лёгочного автомата клацнули в последний раз, и воздух кончился. Это был конец!

Ну, нет, это не «МОЙ ДЕНЬ»! Сбросив аппарат (я никогда не застёгивал ни поясной, ни брасовый ремни), перекинув шланги через голову, я продолжал своё стремительное восхождение к жизни уже без аппарата!

Поверхность воды была совсем рядом. Передо мной возникло тёмное пятно- лодка! Едва успев изме-

нить направление движения, и выдохнув то, что у меня ещё оставалось в лёгких — я пробил эту тонкую

грань между воздухом и водой, между жизнью и смертью, словно разрывая едва не накрывший меня

саван.

Санька смотрел на меня, размазывал по щекам слезы, и зачем-то протягивая мне мою всплывшую перчатку. Меня тошнило, я сорвал шлем, рванул молнию костюма, не обращая внимание на холодные струи воды, мгновенно проникшие к телу, лёг на воду, и всё никак не мог надышаться. Здесь было сколько угодно воздуха, но мне его не хватало!

Минут через пять, при помощи моего обеспечивающего, я влез в лодку. Буквально упав на её дно, я долго лежал  не раздеваясь, смотрел в голубое небо и без конца повторял про себя: «Живой, я жи-

вой…», сам еще до конца не веря в это. Из порезанной левой руки текла кровь – видимо стекло пилило не только ботиночный шнурок. На глубине я этого не чувствовал, да и в тот момент это не имело никакого значения!

Как это здорово  — жить!

В общей сложности около 45 минут провёл я под водой. Каких-то особенных ощущений, связанных с нарушением бездекомпрессионных пределов я не почувствовал, но мы в то время были молоды, до неприличия здоровы и беспечны.

Больше я на этом месте не нырял, не смог заставить себя ещё раз вернуться на корабль, едва не ставший для меня могилой. На дне остались аппарат, груза, нож, фонарь и маска с разбитым стеклом, как дань Нептуну за моё освобождение, плату за то, что потревожил дух корабля. Возможно, что они до сих пор лежат там. Никому кроме Саньки я ничего не рассказал о том погружении, и обрезал буй от троса, ведущего к кораблю. И ещё — месяца два после этого случая мне было очень тяжело оставаться одному в любом закрытом помещении, потом, правда, прошло.

 

Что едят акулы?

   Ехал я как-то из Владивостока к себе в Хасанский район. Останавливает девушка, лет шестнадцати-семнадцати навскидку, просит подвезти. Отчего же не подвезти, если по пути… Едем, разговариваем. Живет в поселке Барабаш, это в пятидесяти километрах от моря и, соответственно, Славянки.
— Кем работаете, если не секрет?
— Водолазом.
— А у вас в море акулы есть?
— Есть, конечно, какое же настоящее море без акул.
— А они большие?
— Да нет, колючая метра полтора будет, а серо-голубая до двух с половиной, но они редко к нам заходят.
— Опасные?
— Ну, любая акула больше двадцати сантиметров считается потенциально опасной.
— А вы зимой ныряете?
— Зимой холодно, стараемся не нырять, хлопот много со сборами, да и навигацию для маломерного флота закрывают… И тут девушка задаёт вопрос, после которого мне пришлось остановиться, потому что дальше я машину минут двадцать вести не мог.
— А ЧТО АКУЛЫ ЕДЯТ, КОГДА ВЫ ЗИМОЙ НЕ НЫРЯЕТЕ?

 

Случай с российским водолазом.

Не так давно по центральным российским каналам радио и телевидения прошла информация: Василий Китайгородский пропал со своего судна — траулера «Неман» еще в субботу утром, это произошло в районе одного из островов Курильской гряды. После очередного погружения для сбора морского ежа он не поднялся наверх, и экипаж не смог найти его самостоятельно.

По словам водолаза, течением его отнесло так далеко от судна, что он потерял его из виду. Поэтому оставался один выход — плыть к японскому берегу. Китайгородский провел в воде 17 часов, самостоятельно добрался до острова Хоккайдо, и был обнаружен живым и здоровым. От переохлаждения его спас гидрокостюм, а также теплое течение, температура воды в котором составляет плюс 5 градусов по Цельсию. Водолаз прибыл в поселок Южно-Курильск для документального подтверждения личности. Водолаз чист перед законом: в ФПС отмечают, что преднамеренного нарушения госграницы не было, потому что имели место форс-мажорные обстоятельства.»

Но это было уже второе сообщение. А первое было о том, что он пропал. И этого сообщения мы не слышали, поскольку в это время как раз его-то и искали. В общем, у нас на «пароходе» это было. Хороший человек, очень хороший профессиональный водолаз советской школы, 45-ти летний «дядя Вася». Звали его так. Имя настоящее.

Ну что люди делают на Южных Курилах вы, наверное, знаете. Ёжика, кукумарию, гребешка добывают. Работают, в общем. И пространства там очень большие между островами, и течения непредсказуемые до четырёх узлов, и погода, бывает, за час по пять раз меняется. Кто был, тот знает, кто не был — и не надо.

Между российским островом Танфильева и японским островом Хоккайдо находится банка Опасная. От неё до Японии не слишком далеко, мили две с половиной, наверное, однако течения там такой силы бывают, что водолазные буи под воду затаскивает. И течения эти очень сложные и движутся они, как им вздумается. Здесь это всё и произошло.

***

Начало декабря, воздух: -3С, вода: -2С, солнце светит, море слегка штормит, течение сильное, но решили работать, за тем и пришли сюда. Сбросили лодки, и начался обычный рабочий день. Когда все ребята начали «доедать» по второму аппарату, а «дядя Вася» не вышел после первого, стало ясно, что что-то случилось. Объявили тревогу, выдернули водолазов из воды и одна пластиковая и три резиновых лодки с нашего судна, плюс такое же количество лодок с судна  стоящего на другой стороне банки, начали поиск человека.

Четыре часа бороздили они во всех направлениях, но бесполезно. Два человека нырнули с аквалангами в том месте, где его видели в последний раз и, дрейфуя под водой по течению, дошли до 15-метровой глубины.

Может быть, он запутался под водой? Мало ли чего в море носит. Но ничего не нашли. Ни человека, ни его буя, ни его снаряжения. Конечно, эти подводные поиски были больше для очистки совести, так как на таких пространствах найти человека под водой, да ещё при таком течении.

Поиски уже велись в японских территориальных водах, о чём нам дал понять японский сторожевой корабль. С него на хорошем русском языке по мегафону порекомендовали лодкам вернуться «к себе в Россию».

Оттолкнувшись от его корпуса руками, водолазы с одной из лодок объяснили японцам, что потерян человек, и нам сейчас не до их «территориальных претензий». Впрочем, «самураи» хоть и снимали на видеокамеру весь этот «беспредел», тоже приняли участие в поисках.

За семь часов непрерывных поисков был «прочесан», казалось бы, весь район, где человек даже теоретически не мог оказаться, но безрезультатно …. Это потом дядя Вася расскажет, что один раз пластиковая лодка была от него метрах в ста, а японский сторожевик прошёл в тридцати!!! метрах, так его и не заметив. Стало темнеть. Команда судна собиралась продолжать поиски ночью, но здравый смысл победил, и чтобы случайно не наехать на спасаемого, решили отложить поиски до утра.

Ужин прошёл в тягостном молчании. Единственное, на что мы рассчитывали, это на его опыт и на близость Японии. Но течение… Куда оно его, может унести? Острова были близко, но Океан был везде. И на календаре был декабрь месяц. Никто не помнил: был у него нож или нет, а фальшфейера не было точно. Отрабатывали план действий на утро. Родственникам решили не сообщать, хотя почти уже никто не верил, что он жив.

***

Он первым ушёл под воду, и опустившись на дно довольно быстро понял, что место для работы неудачное. Течение было довольно сильное, и он решил «прокатиться» на нём в поисках более «фартового пятачка». Казалось бы, совсем недалеко ушёл он по течению от остальной группы, но когда воздух в аппарате стал заканчиваться  и  он вышел на поверхность, оказалось, что на самом деле расстояние это довольно значительное, и что, самое главное, его, похоже, не видят. Он начал кричать, свистеть, махать руками и хлопать ими по воде. Но никто его не слышал и не видел. Поднялась волна, течение уносило его всё дальше и дальше из территориальных вод России.

Но должны же они его искать! И точно, ещё минут через двадцать он увидел, как лодки с его судна собрались вместе, а затем веером разбежались на поиск. Вот одна лодка пошла в его сторону. Вот она всё ближе и ближе, вот уже не более ста метров до неё. Видят или нет? Но люди на лодке смотрели в другую сторону. Он крикнул со всех сил, но лодка была на ходу, и за звуком мотора никто не услышал его слабого крика. Пройдя ещё немного в его сторону, лодка резко развернулась и пошла обратно!

Снова и снова подавал он сигналы. Бесполезно, поиски смещались в сторону от него.  На горизонте появился японский сторожевой катер, и это снова вселило в него угасшую было надежду, но одновременно добавило и беспокойства — сторожевик не моторная лодка — переедет и не заметит. Катер шёл прямо на него, на душе полегчало: значит заметили, сейчас спасут, передадут нашим, и уже вечером он будет пить кофе в своей каюте, со смехом вспоминая это происшествие.

Не сбавляя хода, сторожевик пронёсся буквально в тридцати метрах от него и направился к лодкам, которые его искали. Это было плохо, очень плохо. Хотелось пить, и почему-то пива. И ещё хотелось мочиться. Неизвестно чего хотелось больше. Решил потерпеть: пива никто не предлагал, а описанному на борт подниматься было стыдно. Найдут же его до темноты!

Через час пришлось писать в костюм, уже было не до стыда. Затем прошёл ещё час, и ещё один или больше. Сколько часов он провёл так, ожидая помощи, можно только предположить. Может быть три, может быть пять. Течение наверху было не такое сильное, как на глубине, но оно всё равно тащило его вдоль японских берегов в открытое море. Он видел, что его продолжают искать и это вселяло надежду, что ещё не всё потеряно.

Когда стало темнеть, он понял: его не найдут, надо выживать самому! Сбросив акваланг и грузовой пояс, он стал грести в сторону такой, казалось близкой, Японии. Сначала на животе, затем на  боку, затем перевернулся на спину, чтобы не видеть, как медленно приближается его последняя надежда на спасение. Но когда он снова перевернулся на живот, надеясь увидеть землю совсем близко, оказалось, что коварное течение тащит его мимо…

И он опять грёб руками и ногами, теперь только на животе и на боку, не теряя из вида земли, которая уже сверкала ночными огнями домов. Ноги и руки налились свинцовой тяжестью, веки слипались от усталости и морской воды.

— Если бы я полз по земле, — думал он, — я бы, наверное, давно добрался до этих огней, но вода почти в 800 раз плотнее воздуха и ещё это течение…

Он всё грёб и грёб, считая гребки, сбиваясь, сердился на себя, и начинал сначала. Время, казалось, остановилось, но ему останавливаться было нельзя. Как только он переставал грести — течение уводило его в сторону от спасительной земли.

— Тысяча гребков и он будет ближе, а, может быть, даже вылезет на берег, ведь тысяча это так много. И он считал эту тысячу. Но тысяча гребков, казалось, совсем не приближала его к берегу. И он начинал сначала. Сколько этих тысяч он уже сделал? Пять? Десять?  Пить…, очень хотелось пить, уже чего угодно. Уже слышался плеск разбивающихся о скалы волн, но до острова было ещё далеко. Когда он ухватился за камень, торчащий из воды, то решил, что мучениям наступил конец, сейчас, ещё немного и он напьётся наконец-то воды, свяжется с судном и отдохнёт…

Но это были лишь далеко идущие в море  от берега скалы. И всё-таки это была земля, пусть чужая! Но это была ещё не победа. Отломав от скалы сосульку, он сунул в рот солоноватую ледышку, чтобы хоть немного потушить пожар в горле. Это помогло, но не надолго.

И ещё час или два, перебираясь с камня на камень, поднимаясь и снова падая, он шёл к спасительным огням чужого города, чужой страны. Пить! Кажется, отдал бы сейчас всё за стакан обычной пресной холодной воды!

Ну вот, наконец-то и настоящая земля! Он пошёл по берегу, его шатало из стороны в сторону, глаза закрывались сами, и он шёл с закрытыми глазами. «Спать нельзя, нельзя спать», — твердил он себе в полубреду, также, как до этого, заставлял себя плыть.

— Не для того ты, дядя Вася, столько плыл, чтобы умереть, замёрзнуть здесь, в двух шагах от людей, цивилизации. Он обмочился, уже третий раз. Сил снять костюм не было. Он знал, что если разжгутует сейчас аппендикс, то затянуть его обратно уже не сможет — не хватит сил. Небо было усыпано звёздами.

— Даже звёзды здесь чужие, — подумалось ему, — а, впрочем, какие звёзды, о чём это я, звёзды везде одинаковые. Мысли перескакивали с одного на другое. Что это?  Земля под ногами, которую он считал островом Хоккайдо, оказалась землёй ещё одного небольшого островка отделенного от Хоккайдо небольшим, всего метров в 300, проливом. Но это «небольшой пролив» для полного сил мужчины, а у него сил уже не оставалось. Он упал на камни.

Сколько он так пролежал он не помнит, может быть пять минут, может быть, полчаса. В лицо плеснула волна, и сознание медленно возвращалось к нему. Откуда-то пришла мысль — в воде теплее. Надо было снова заходить в воду, и это было тяжело. Но это надо было сделать! И он сделал шаг, потом ещё один, а потом просто упал в воду и поплыл по-собачьи. Костюм держал его на поверхности, и он знал, что не утонет, точнее не утонет его тело. Да нет, он сам тоже не утонет! Не может он утонуть, вот только бы выпить воды, много воды, очень много воды, ну хоть стакан воды…

Из глубины сознания выплыла рекламная фраза: «кто пойдёт за Клинским?» Ему даже удалось улыбнуться, если оскал его потрескавшихся губ можно было назвать улыбкой. Взошла луна, стало светлее. Менее чем в полукилометре от него были люди, ели, пили, выселились, и не знали, что обычный русский водолаз с большим желанием жить, борется со смертью, и выигрывает у неё фишку за фишкой. Где-то играла музыка: казино или дискотека — её прекрасно было слышно. Иногда он закрывал глаза и плыл на звук музыки. Нет, всё-таки хорошо, что огней много, на один огонь было бы плыть труднее. И ещё одна мысль не давала ему покоя — только бы не сообщили домой раньше времени о его гибели, ведь он жив.

Наконец он выбрался на берег Хоккайдо. Берега были крутые, но вдоль берега можно было двигаться. Хотелось лечь. Хоть на пять минут. Немного, совсем немного поспать. Потом он встанет и пойдёт дальше. Ведь он уже добрался до людей! Нет, спать ещё рано, ему ещё надо напиться.

«Вот так, ночью, диверсанты и проникают на чужую территорию, — опять ни к месту подумалось ему. Два или три раза он пытался подняться по склону наверх, но каждый раз скатывался обратно. Отчаяния не было-было тупое упрямство — теперь он на берегу, он точно будет жить.

Наконец берег опустился вниз. В голове стоял фоновый шум, зрение стало туннельным — он видел только то, что происходило прямо перед ним. А прямо перед ним дома небольшого посёлка. Он постучался в первый же дом. Обычный японский дом с решётчатыми отодвигающимися стенами и рисовой бумагой между решёток. Дверь отодвинулась, но как только хозяин-японец увидел «дядю Васю» глаза его округлились и он…тут же захлопнул дверь.

— Позвоните в полицию, я русский водолаз, — прохрипел «дядя Вася» на том языке, который считал английским. Свет в доме выключили.
Удивляться сил уже не было, и он пошел дальше. Во втором доме повторилось то же самое, только свет не выключили. Этого он не ожидал.

А если они все так будут закрывать двери и выключать свет? Что мне на дискотеку тогда идти, — подумал он. Но в третьем доме, дверь не закрыли. Открыл молодой японец. Не удивился, словно к нему каждый вечер заходил на огонёк российский водолаз.

— Позвоните в полицию, я русский водолаз,  повторил он ту же фразу, стараясь аккуратнее выговаривать слова своими растрескавшимися губами.

— Дайте пить, — показал он японцу знаками, но тот почему-то подумал, что у него просят закурить. Курить тоже хотелось. Но пить хотелось больше. Не желая обидеть хозяина, дядя Вася быстро выкурил сигарету, и снова показал, что хочет пить, и для верности добавил: «Фанта», «Кола». Попросить пива не хватило совести.

Японец достал  и «Фанту» и «Колу». Надо было всё-таки пива попросить. Боже, как он пил… он никогда в жизни не пил с таким наслаждением эту подкрашенную сладкую водичку.  Он пил и не мог напиться…

Японец уже позвонил в полицию и сейчас названивал ещё кому-то, видимо друзьям, что-то весьма эмоционально им рассказывал, и не сводил глаз с «дяди Васи» который так и сидел в гидрокостюме… Нет, всё-таки не каждый день российские водолазы приходят в японский дом.

— Вот чёрт, уже два часа ночи, -«дядя Вася» посмотрел на настенные часы, прибавив  японскому времени два «декретных» российских часа — ему же завтра на работу, наверное, потревожил человека,- подумал он. — Ещё бы попить…

Минут через двадцать прибыли полицейские, и что-то спросив у хозяина, забрали «дядю Васю» с собой, посадили в машину и привезли в участок. Затем они пригласили  переводчика и стали расспрашивать: кто он, откуда, где судно, чем занимается, его название и так далее. Несмотря на поздний час, участок был забит полицейскими, и судя по всему, не рядовыми чинами.

Ещё минут через тридцать переводчик ушел, «дяде Васе» дали возможность переодеться, правда, в арестантское белье, предложили принять душ, и натащили кучу всякой еды.

Есть не хотелось, хотелось ещё пить. Но из уважения к «принимающей стороне» он похлебал немного супчика. Одежду ему  дали хоть и арестантскую, но чистую и даже выглаженную. Предложили лечь в камере, дали одеяло, дверь закрывать не стали. Постепенно участок опустел.

Несмотря на то, что он провёл в море семнадцать часов, сон не шёл — две мысли терзали его: знают ли уже на судне, что он жив, и знают ли о происшедшем дома? Но постепенно усталость взяла своё, и он забылся тревожным сном, укрывшись одеялом с головой. Лампочка в камере не выключалась. «Прямо как у нас в милиции», — была его последняя сознательная мысль. Во сне он, кажется, куда-то плыл, но наверное это просто дёргались конечности, которые работали не останавливаясь ни на минуту более семнадцати часов.

В девять часов утра его разбудили, дали умыться и накормили. Вернули снаряжение, одежду арестантскую забирать не стали, посадили в полицейский джип и привезли на пирс, где стоял тот самый сторожевик, который едва не переехал его, пройдя всего-навсего в тридцати-сорока метрах.

Японцы на судне были вежливы и предупредительны — они только что получили разрешение на заход в российские территориальные воды.

Через два с небольшим часа после того, как он поднялся на борт японского сторожевика, и почти через сутки после того, как нырнул в российских водах, а вынырнул уже в  японских, «дядя Вася» благополучно перешёл на борт своего судна. Прощание с японскими официальными лицами было совсем не официальным. Это я уже видел сам.

Вот и конец истории. Родные узнали её уже со счастливым окончанием. Так и должно, наверное, быть, ни к чему родным знать подробности. Потеряли, нашли, с кем не бывает, другой также смог бы…

***

В семь часов утра, после обычных сообщений по общесудовой трансляции:»Судовое время 7 часов, по судну подъём» и т.д., старпом траурным голосомЛевитана, сообщающего об очередном оставлении нашими войсками населённых пунктов в далёком 1941 году, продолжил: «Внимание всем…по сообщению японской береговой охраны… сегодня, в два часа ночи….,- все замерли, ожидая услышать то, чего так боялись услышать, — «дядя Вася» постучался в дверь японского дома»!!!

Если бы вы видели и слышали, что тут началось! Все выскочили из своих кают полуодетые, обнимались и кричали «Ура!» так, что, наверное, было слышно в Японии. На следующий день «дядю Васю» передал на борт нашего судна японский сторожевой корабль.

Вот так закончилась эта эпопея. Мы решили, что в сухом костюме  при температуре воздуха -3 — 5С, при температуре воды — 2С он сможет продержаться двенадцать часов. Он продержался семнадцать!!!
***

Написал то, чему был свидетелем сам, и что слышал лично от этого скромного человека с огромной силой воли к жизни, и любви к своим близким. Не имея возможности связаться с ним сейчас, думаю, что он не обидится на меня за эту статью. Ибо не корысти ради написана она, а в назидание потомкам, и с гордостью за советскую водолазную школу.

 

Прохождение экватора.

На вопрос: «Как отмечать прохождение экватора?» профессиональные торговые моряки, работающие, например, на линии «Владивосток-Сингапур-Мельбурн» и пересекающие его чуть ли не раз в месяц, пожмут плечами: подумаешь экватор, плавали — знаем, а большинство из нас, исключительно сухопутных людей, наверняка, скажет: «Вы нас только на экватор привезите, а мы уж отметим!». Откроем вам секрет, что, все пассажирские суда при организации круизов, в которых предусматривается подобное мероприятие, имеют в своём штате профессиональных артистов, да и экипаж прилично свои роли знает. Но иногда бывают и экспромты. Так однажды, на одном из пассажирских судов, переход экватора пришёлся на 11 часов вечера. Помощник капитана, стоявший в это время на вахте, по общесудовому радио вполне серьезным голосом сообщил: «Внимание пассажиров, наше судно только что пересекло экватор, справа и слева от корпуса судна вы можете наблюдать буйки, обозначающие линию экватора».
Ну, кто же мог предположить, что получится из этой невинной шутки! Сотни людей, кто в чём был, (не забывайте, это же тропики!) рванулись на палубу. В простынях, в наброшенных наскоро полотенцах, из кают, баров, ресторанов и даже закрытых бассейнов все они за две минуты оказались на верхней палубе, перевесились за борт и начали кричать: «Немедленно остановите пароход! Направьте прожектора на воду!».
Капитан уже ко сну собирался отходить, а тут шум, гам, крики, паника (судно-то на ходу, не успеют экватор увидеть!), ничего не поймёт: то ли судно тонет, то ли за борт кто упал, то ли ещё что произошло. Выскочил из каюты в одних трусах, по привычке надев, в последний момент, фуражку. Сразу на мостик, ситуацию под контроль, и громовым голосом (усиленном мегафоном) человека, который на борту, как известно, второй после Бога: «Стоп машина! Полный назад! Прожектора на воду! Прекратить панику!».
Вышел на палубу, смотрит, что паники вроде бы и нет, никто к шлюпкам (пропуская вперёд женщин и детей) не лезет, женщины в своём большинстве, без украшений (почему-то женщины предпочитают тонуть, надев на себя все свои украшения). Многие с фотоаппаратами и видеокамерами. И никто не советует, как человека упавшего за борт спасать. В общем, непонятно, что, собственно говоря, произошло.
Уже чуть помягче капитан обращается к пассажирам: «В чём дело, господа?» А те ему в ответ: «Да вот, дескать, экватор хотели посмотреть, да не успели, обратно бы вернуться» Один из пассажиров почему-то добавил: Сэр, видимо для пущей убедительности и усиления эффекта. А стриженый господин одетый, как и капитан — в одни семейные трусы, только без фуражки, показал на видеокамеру: «Мы заплатим».
За этим последовала пауза достойная гоголевского «Ревизора». Капитан чертыхнулся, сплюнул в море и спросил: «Кто сказал?» Пассажиры нестройно: «По радио». Капитан, оценив комичность своего вида в трусах и фуражке, понял, что что-то одно на нём надето явно лишнее. Снял всё-таки фуражку, спрятал её за спину, и, показав на вахтенного помощника, сказал: «Ну, за радио он у нас в это время суток отвечает, пусть он и показывает. Я думаю, что он просто перегрелся на солнце. А вон, кстати, совершенно свободный бассейн, я разрешаю». В общем, когда разобрались, ох и хохота было! Вахтенный помощник капитана оказался в бассейне (ладно ещё не за бортом!), а утром получил от капитана выговор. За чувство юмора.
Ну а для тех, кто пока не имеет возможности прогуляться к экватору, или, наоборот, только собирается это сделать, чтобы не быть застигнутым врасплох мы приведём описание Праздника Нептуна на одном из судов Дальневосточного пароходства совершающего двухнедельный круиз «Из зимы в лето» — к экватору и обратно.

***
В полдень корабельное радио сообщило, что судно приближается к экватору и всем необходимо собраться у бассейнов. Одежда парадная. В час дня все пассажиры собрались на верхней палубе возле центрального, самого большого бассейна. Новички в лучшей одежде, которую взяли с собой в круиз, более опытные пассажиры надели что попроще. Из репродукторов раздались записанные на плёнку фанфары, с капитанского мостика спустился бородатый Нептун с огромным животом и трезубцем в руках. Его сопровождала многочисленная свита — рабы, несшие 12 знаков Зодиака, чёрные папуасы со щитами и копьями, 2 мулата с опахалами, мудрецы в высоких шапках, звездочеты и оракулы, врач в белом халате, хвостатые и рогатые черти, одетые в сетки. Были и дочери Нептуна- русалки с серебристыми хвостами и зелёными волосами. Их несли на носилках.
Вся эта компания приплясывала, играла на дудках, била в бубны и барабаны, выли и играли на губных гармошках. Огромный морской змей бросался на пассажиров. Следом шли пираты, цыгане и знаменитый одноногий Джон Сильвер с попугаем на плече, который кричал: «Пиастры! Пиастры!» и раздавал всем «черные метки». Пираты пели: «Семнадцать человек на сундук мертвеца, йо-хо-хо, и бутылка рома!», цыгане пели свои песни, и предлагали погадать.
Все они производили невообразимый шум, и время от времени выпускали в воздух разноцветные ракеты и шипели фальшфейерами и бенгальскими огнями.
Нептун учинил капитану допрос куда, зачем и с кем на борту следует судно. Получив ответ, Бог морей и океанов потребовал показать, на что способны пересекающие его границу. Выступали и жонглёры и акробаты и просто зрители. Кто во что горазд. Было очень много конкурсов, викторин и солёных шуток. Затем Нептун провозгласил: «Я, морской царь Нептун, не имея возможности принять весь ваш разноязычный, разноплемённый и разносторонне образованный люд в своих владениях, пришёл к Вам, любезно приглашённый Вашим капитаном. Благословляю Вас на дальнейший путь! В мире минуйте мои владения, удачи Вам во всех делах и начинаниях!»
Рабы поднесли шампанское, капитан с Нептуном осушили бокалы, и в этот момент вверх взлетела звуковая ракета, которая разорвалась в небе над судном с таким грохотом, как будто трёхсотпушечных адмиральский фрегат выстрелил всеми своими орудиями одновременно. Вверх взвились водяные фонтаны из пожарных брантсбойтов. Заиграла музыка, взвился фейерверк, и густой бас пароходной сирены заглушил все звуки.
Черти стали хватать всех, кто попадался им в руки. Появился брадобрей с метровой пластмассовой бритвой, в рваной тельняшке до колен, который при помощи ученика огромным помазком намыливал головы тех, кого подводили черти, и широким жестом «подбривал» их. Затем черти и папуасы хватали «побритого» и бросали его в бассейн.
Все кричали, женщины визжали, выли дудки, щёлкали фотоаппараты и работали видеокамеры. Тех пассажиров, которые пытались прятаться, отлавливали и бросали в бассейн «не побритыми», а затем попадали туда сами. Кто-то пытался добраться и до Нептуна, но их не подпустила охрана Владыки. Шум праздника превысил все допустимые для среднего горожанина нормы! Это была кульминация, все взрослые дяди и тёти стали большими детьми без званий, должностей и мобильных телефонов.     После купания были соревнования с призами: перетягивание каната, борьба на руках, борьба в автомобильных камерах, борьба на краю бассейна, бой подушками, хождение на ходулях на скорость и дальность, поиски клада по карте. Был волейбол привязанным мячом, было водное поло, работал буфет. А вечером состоялся большой бал-маскарад, концерт артистов, танцы и игры. Каждому из пассажиров был выдан именной диплом о пересечении экватора.
Успокоился пароход только под утро. И лишь к обеду на палубе появились первые пассажиры, которые сразу же падали в бассейн с прохладной водой, пили холодные коктейли и «требовали продолжения банкета».
Так что, господа, будете отмечать Праздник Нептуна — готовьтесь! Это здорово!

Как распознать бывалого дайвера и новичка.

Вы можете распознать бывалых дайверов по следующим признакам:
1. Забавные полосы загара на интерфейсе, кистях рук и ступнях и, естественно ног.
2. Большие дорогие часы, которые, как правило, не работают.
3. Старый джип времён второй мировой войны с плохой амортизацией.
4. Книжка регистрации погружений имеет порядковый номер тома и такой же вид.
5. Тугоухость как минимум на одно ухо или более.
6. Шрамы от укусов рыбы-собаки превышают известные науке размеры самой рыбы-собаки. Имеются многочисленные шрамы непонятного происхождения, возможно от частого посещения близлежащих баров.
7. На лице следы от маски, трубки и чужих ластов (комплект номер один).
8. Их баллоны старше вас и его самого вместе взятых.
9. Рассказывают о создании своего первого мокрого костюма из резиновых ковриков для ванн или облитого из распылителя резиновым клеем водолазного свитера, а маски — из детского резинового мячика.
10. Его снаряжение и он сам изрядно полиняли от длительной эксплуатации.
11. Хромота, происходящая от дисбарического омертвения костных тканей и походка, напоминающая гребки ластами.
   Вы можете распознать новичков по признакам:
1. Солнечный ожог всего тела за исключением мест прикрытых маской, ластами и
трубкой (комплект номер один), либо тельце чистое и розовое.
2. Часы — таймер, глубиномер, компьютер, компас, фонарь, нож, аптечка, свисток, фальшфейер, флаг водолазов, продукты и запас воды на два дня, а также книга «Первая помощь при несчастных случаях» — крепятся на левую руку.
3. Красивая, чаще папина, машина, управляемая по доверенности сроком на три дня.
4. Заполняют все графы книги регистрации погружений сразу после погружения или во время оного.
5. Часто говорят «Плавали — знаем».

6.Задают вопросы типа: «А сколько часов мы пробудем под водой и не опоздаем ли к ужину»?
7. Снаряжение выглядит красиво, а они сами ужасно, несмотря на п.6.
8. Плохой слух только в том случае, когда вы называете им цены на ваши услуги.
9. Следы зубов на всех загубниках, которые попадают им в рот.

Брифинг перед погружениями.
«Привет, чайники! Я ваш новый инструктор по дайвингу. Вчерашнего мы уволили — пить не умеет, плавать не умеет, на хрен нам такие специалисты? Так вот, я вам сразу скажу, салаги, что со мной такого не может произойти, даже в принципе, ибо я, сколько не выпью — никогда не пьянею.
Вот, кто из вас угадает, сколько я сегодня с утра принял на грудь? Ладно, не мучайтесь догадками: одну полную поллитровочку и чекушку. А кто скажет? То-то же. Так это мы с директором нашего дайвцентра ещё вчера не меньше двух литров на двоих выжрали.
Так вот, мне наплевать, где вы там ныряли и какие у вас сертификаты. Я хожу под воду уже лет 20 и таких куликов как вы перетопил не меньше трёх десятков. И это только сертифицированных, а без документов — кто их вообще считал… Короче, давайте, одевайтесь, переписывайте на меня ваши джипы и айда за мной. Сбор через 15 минут.

 

Одни ошибки.  

«Плавать под водой безопасно и это очень увлекательно, я не знаю другого занятия, которое так вознаграждало бы человеческую любознательность. Но есть люди, которые под водой попадают в беду, потому что не подготовились, как следует для приключения. Не погружайтесь, пока вы не будете знать основ физиологии подводного плавания и дыхания при повышенном давлении. Хорошо изучайте, как устроен ваш воздушный аппарат».

Жак — Ив Кусто

Звонок телефона разбудил меня в субботу утром. Голова после вчерашней встречи с друзьями в ресторане раскалывалась, во рту, словно аллюром прошла «Первая конная» командарма Буденного, причём, сам командарм ехал на владимирском тяжеловозе во главе своей дивизии. Я дотянулся до телефонной трубки, уронив при этом на пол открытую банку из-под пива. Из неё не пролилось ни капли — по причине полного отсутствия содержимого. — Ну что, ты готов? Собирайся, поехали! — голос Серёги, давнишнего моего приятеля  и вчерашнего именинника, был до отвращения жизнерадостным.  Сам-то он вчера не пил, так как полгода назад по требованию супруги закодировался, хотя до этого всех нас всенародно убеждал, что «алкоголь в малых дозах безвреден в любых количествах». — Куда? Ты что рехнулся в такую рань звонить мне после вчерашнего? Я взглянул на часы, время было половина первого дня.
— Ну, ты даёшь! Час дня уже! Нырять, конечно! Ты вчера в ресторане соловьём разливался, рассказывая о своих подвигах под водой, и предлагал всем желающим пойти с тобой нырять прямо из ресторана. Я еле вас отговорил! Или ты забыл уже? Из закоулков моей отравленной вчерашним алкоголем памяти смутно выплыли: ресторан, музыка, тосты «за тех, кто пошёл и не вернулся», восхищённые лица девушек, и мой художественный пересказ одного из фильмов Кусто с моим непосредственным в нём участием.

— Слушай, давай завтра а, — жалобно проскулил я, поднимая банку с ковра и пытаясь вылить себе в рот хоть что-нибудь. Бесполезно! Банка была пуста, как и пачка сигарет на
столике. — Всё равно, кроме тебя и меня, никого мы сегодня не соберем, добавил я свой
главный и единственный козырь, поскольку признаться в том, что вчера меня просто «несло», было выше моих сил. После некоторого молчания-раздумья трубка Серёгиным голосом ответила: — Ну ладно, старик, завтра, так завтра, но смотри, не опозорься, а то девушки мне уже все уши про тебя прожужжали, и трубка короткими гудками стала отсчитывать последние сутки моей жизни. Говорить-то я всегда умел хорошо, меня ещё в школе выбирали, чтобы на день рождения Ильича патриотические стихи читать, но в данном случае, подумалось мне,  лучше бы я глухонемым родился.
Отступать было некуда, Серега знал куда бить, — девушки и рестораны всегда были моей слабостью, в отличие от спусков под воду. Нет, не то, чтобы я совсем не умел нырять. И снаряжение у меня было, чужое, правда, и раза два я с аквалангом нырял. В прошлом году. На 5 метров. По 15 минут. И тогда с нами инструктор был, он-то снаряжение и оставил, чтобы обратно не тащить, очень уж ему наши места понравились… Я даже зимой на курсы хотел записаться. На первые два занятия не пошёл, некогда было, на третьем появился, но как услышал про «Законы газовой динамики», так отпросился по малой нужде и больше не пришёл туда вообще. У
меня и в школе-то по физике тройка была… С натяжкой. А вчера в  ресторане я, в частности, рассказывал, что иллюминаторы батискафа «Триест» на глубине 11 километров именно я протирал. Причём, скромно умалчивая с какой именно стороны — мол, сами догадываетесь…
Спать уже не хотелось, хотелось последний день своей жизни прожить ярко, «чтобы не было мучительно больно» и далее по тексту. Начал с холодильника, там пиво было. Холодное. Через полчаса голова прояснилась и я сел за телефон.
Позвонив своему приятелю-дайвмастеру, в ответ на просьбу научить меня до завтра нырять в ответ услышал: — Ты что, с ума сошёл? Неделя нужна, как минимум. И это при твоём желании, наличии свободного времени и некоторых способностях. А за сутки я тебя ничему не смогу научить, даже если буду учебником по твоей голове стучать, — при этом, он, похоже, покрутил пальцем у виска и опустил трубку. Идея с учебником мне понравилась. Это уже было что-то!  Я отыскал на полке запылившуюся книжку «SCUBA DIVING FOR CHILDREN». Она была, правда, на английском языке, когда-то я ещё и английским собирался заниматься, но зато в ней было много картинок. Час моего позора  или триумфа неумолимо приближался. Отступать было некуда, я начал рассматривать картинки.
И был день, и была ночь, и было раннее утро. Загрузили в машины два комплекта снаряжения, 2 баллона с кислородом, они стояли заряженные с прошлого года. Хотели, было, проверить, есть что-нибудь  в них или нет, а потом решили: да что там проверять, а них же никто не нырял!
Компания собралась шумная и разношёрстная, до последней минуты мы не знали, куда именно поедем. Нырять хотели все, место выбирали при двух обязательных условиях: наличие дров для костра и полянки для танцев. Я не возражал, «машинка» уже завертелась,  от меня ничего не зависело, мысль была только одна: «Как мало пройдено пути, как много сделано ошибок»… Отмахали мы километров 70 до моря. Дорога неплохая, только два раза колёса прокалывали. Пока выбирали место для костра и танцев, погода испортилась. Заморосил мелкий дождь, поднялся ветер. Народ заскучал. Желающих идти под воду поубавилось. Точнее их вообще не нашлось. Одному мне
идти под воду не хотелось, хоть «на миру и смерть красна», и я стал уговаривать именинника Серёгу. Всё-таки он тоже немного был причастен к тому, что я здесь оказался. В конце-концов, он согласился составить мне компанию, но при условии, что я ему всё расскажу о подводном плавании. Я стал мучительно вспоминать, что же я знаю. Вспоминалось с трудом, потому, что особенно и вспоминать-то было нечего. Два спуска в прошлом году, да фильмы Кусто по воскресеньям с пивом и рыбкой на диване. Правда, я книжку «ОПЕН ВАТЕР» пролистал, но кроме картинки «искусственное дыхание рот в рот» ничего не смог вспомнить. Но тут, главное, уверенность! Пришлось повторить слова приятеля-дайвмастера в том смысле, что за 5 минут всё равно ничему не научишься.
— Ладно, говорю я ему, ничего особенного на первом спуске тебе знать и не надо, только, когда всплываешь —  дыши чаще, да быстрее пузырей воздуха не поднимайся.

— А с какой глубины?
— С любой! Какая разница?!
Стали надевать костюмы. Мне костюм оказался явно мал, — за зиму я несколько округлился, зато ласты на ногах болтались. У Серёги всё наоборот. Хотели, было, поменяться, да потом плюнули на это дело, — что там из-за 20 минут бодягу-то разводить?! Горловина моего костюма неприятно сжала шею.    Хотелось, всё это снять к чёртовой матери. Хотелось к маме. Или к холодильнику.  Прикрутили что куда прикручивалось, кажется с третьего раза угадали, проверили давление в баллонах. В одном — 60 атмосфер, в другом-80. «Ну, слава богу, — подумал я, — быстрее выйдем». Нырять не хотелось, хотелось жить, даже в такой пасмурный день. Но девушки так на нас смотрели, (особенно одна рыженькая медсестричка из местного районного госпиталя), почти как на космонавтов,
(Это я потом понял, почему она на нас с Серёгой так смотрела. Она в госпитале в анатомичке, оказывается, стажировалась), что я, отбросив страх (правда недалеко), решительно пошёл к краю ближайшей скалы, шлёпая ластами по камням. Народ развёл костёр и занялся приготовлением шашлыков. Дождь перестал. Звучала музыка. Я поднимался на эшафот.
Для спуска мы выбрали скалистое место, так как на пляже были довольно сильные волны, а  бороться с ними не хотелось. Мы бы не очень хорошо смотрелись в глазах наших дам. Нацепили маски.
— А мои груза где? — спросил Серега, посмотрев на мой пояс.
— А, чёрт, забыли! Ладно, Серёга, пихай камней побольше в карманы этой куртки, которая надувается и прыгай.
— Слушай, может быть не будем сегодня нырять? — спросил вчерашний именинник.
— Ой, Серёга, не люблю я этой «паники на корабле»! Раз решили, значит надо доводить дело до конца! Испугался что ли?
— Да нет просто голова болит,  простыл видимо, — мы с открытым окном ехали.
— Да ладно тебе, я вон вообще спарился,  пока с тобой тут по берегу ходим. Прыгай давай, в воде  всё пройдёт. «Море все печали смывает с души человеческой», — воспроизвел я на
память слова капитана Врунгеля. — У тебя баллон открыт?
— Да, наверное. Серёга попробовал подышать сунув в рот эту штуку из которой
все дышат: — Слушай, а у меня  кислород на вкус какой-то металлический.
— А каким он по-твоему должен быть? Он же в железном баллоне хранился. Хранился бы в ящике с бананами — пах бы бананами. А так «звиняйте, дядько, бананов не растимо» — съязвил я,  попутно вспомнив, что бананов-то я как раз в этом году так и не успел поесть.
— Дыши осторожно, через раз, побольше дыхание задерживай. И на ласты мне не наступай, в родню не набивайся! Ладно, прыгай в воду давай! Нет, подожди, давай покурим. Эй, народ, притащите дайверам курить! Народ пел песни, танцевал и, слава богу, не обращал на нас никакого внимания. Рыженькая сестричка из анатомички всё-таки увидела, что мы машем руками, как два баклана крыльями, и, узнав, что нам надо, принесла, возможно, последнюю в моей жизни, сигарету. Мы закурили.
— Слушай, мне кажется здесь течение, я никогда не погружался на течении, сказал Серёга.
— Ты вообще никогда не погружался, напомнил я ему. Вот сегодня и начнёшь.
— А почему у тебя две этих штуки, а у меня одна?- он показал на коробочку, которую суют в рот. У меня их, действительно, было две.
— Ну, это…, у меня кислорода в акваланге меньше, чем у тебя, когда в этом
кончится, я буду из этого дышать, объяснил я ему. Это объяснение Серёгу успокоило.
— А сигналы?
— Какие сигналы?
— Ну, надо же как-то общаться…
— Понятно… Короче так, если поднимаешь большой палец вверх — это значит у тебя всё в порядке, если вниз, значит плохо и мы выходим, а больше там не о чем говорить. И вообще, где ты всего этого нахватался?
— А план? — Серый проигнорировал мой вопрос.
— Нет, ты мне надоел. План простой: ныряем, собираем побольше всего, что попадётся и вылезаем. И давай быстрее, а то мне завтра на работу. Наполеон, бывало, говаривал, ты-то
молодой, не помнишь: «Сначала нужно ввязаться в бой, а там видно будет».
— А какая здесь глубина? — опять поинтересовался Серёга, подозрительно глядя вниз.
— Слушай, отвяжись, а, я что нырял здесь что ли? — передразнил я его. Вода тёмная, значит глубоко.
— А может быть она просто грязная? Прибой всё-таки.
— Может и грязная,- неохотно согласился я. — А холодная?
— Серый, кончай эти отмазки, ты ещё спроси на какую глубину мы пойдём.
— На какую глубину мы пойдём? — никак не успокаивался он.
— Как масть пойдет! — Моё терпение лопнуло, да и каждый Серёгин вопрос вызывал во мне желание повернуться к морю спиной и шагать, шагать, шагать, пока не упрёшься в машину. Затем сесть за руль, можно даже не снимая снаряжения, и ехать, ехать, ехать прямо до холодильника с пивом.
Бросив окурок в воду, я сделал решительный шаг вперёд. Зацепившись концом ласты за камень и пролетев около полутора метров я плюхнулся в воду. Вода была довольно холодная. Сверху на меня падало Серёгино тело. Тоже не очень ловко. Ладно, ещё что меня прибоем поднесло к скалам и оно пролетело мимо. «Бог миловал, буду жив, свечку поставлю» — подумалось мне. С берега нам махали платочками и шашлыками. Некоторые поднимали стаканы. То ли за «здравие», то ли за «упокой, Господи, их грешные души».
Мы плавали по поверхности как два мешка, всем понятно с чем, и отплёвывались от морской воды. — А кто нас страховать будет? запоздало прогнусавил Серёга, выливая воду из маски. — А меня мама застраховала, маска у меня запотела, — на тысячу рублей, давным-давно, на книжку пять лет по 20 рублей в месяц откладывала, я тоже снял маску, промыл её. Какая, к чёрту,  страховка? За 15 минут ничего с нами не произойдёт! Так ты нырять будешь, а то я один пойду, сказал я, впрочем, сильно сомневаясь в своих словах, и надевая маску на ту самую голову, которая, как известно «ногам покоя не даёт».
Серёга надул куртку так, что стал похож на Винни-Пуха, кивнул утвердительно
головой и зачем-то опять снял маску.
— Ну, с Богом! Я хотел погрузиться, но этот злодей, очевидно,  решил превратить последний в моей жизни день в викторину. — Сколько можно провести времени на глубине 10 метров? — успел он задать свой последний вопрос. Беда, прямо, с этими умниками.
— Пока воздух в аппарате не кончится! Ладно, под водой встретимся, всё, жду тебя на дне две минуты! Не появишься, пеняй на себя! Я перевернулся вверх ногами и замахал ластами. Кажется, по кому-то ластой попал. Так ему и надо, нечего копаться. Ушам стало больно, ладно, поглубже нырнём-задавим. Разогнавшись, вниз я едва не налетел на скалу, видимость оказалась не более метра. Уши продолжали болеть, но я решил терпеть. Так, где этот трус позорный. Минуты две или минуту, я его честно ждал и даже оглядывался.Нет никого. Ну и чёрт с ним, может рядом где-то плавает. Хорошо им там, на западе — до 70 метров прозрачность, а здесь метр видимости, да ещё течение. Да и воздуха мало, а
нам ещё морепродукты доставать для народа: Ладно, не потонет, глубина метров 5, не больше. Какая кстати, глубина? А чёрт его знает! Глубиномера-то нет. Течение медленно тащило меня по дну.  А это что? Тёмная масса надвигалась на меня. Сердце забилось учащённо. Огромный камень и сквозной проход под ним! Это здорово, надо слазить. Полез внутрь, зацепился баллоном, чертыхнулся, хотел вылезти обратно, не получилось. Тогда всё-таки вперёд! Влез в дыру. Под камнем было для меня достаточно места, но противоположное отверстие оказалось несколько меньше чем ожидалось, пришлось вылезать точно так же, как и влез. Вылез-таки.  Посмотрел на манометр- 80 атм. Странно, я уже минут 10 под водой, а он всё равно 80 показывает. Может быть, я так экономно дышу? Надо попозже ещё раз посмотреть будет. Не прекращать же спуск из-за такой мелочи. И вообще экономить нужно кислород, а то ничего не достану. Буду реже дышать. Действительно, привкус какой-то металлический. Интересно, а от чего так голова болит? От вчерашнего? Я же пиво выпил. Кстати, сейчас бы вылезти, да бутылочку пивка открыть: Стоп! А нож где? Ножа со мной не было, даже консервного. Это плохо, а вдруг мидий достану их же отрывать тяжело будет. Голова разболелась не на шутку…  Ну ладно, надо же что-нибудь и  для ребят взять. А вот и они, мидии. Отодрал от дна здоровенную мидию. Попробовал всплыть — понял, что не удастся, стал махать ластами со всех сил. Не помогло. В эту секунду кончился воздух! Его просто не стало! Но мне же говорили, что воздух никогда не кончается сразу?! Он же должен тянуться! Бросив мидию и баллон я «полетел» наверх дорожа каждым кубическим сантиметром воздуха в лёгких. И вот, когда мои лёгкие уже готовы были разорваться от недостатка кислорода, — голова показалась на поверхности воды. Её тут же накрыло волной. Пока я был под водой, море разыгралось не на шутку. До берега метров пятьдесят и не менее двухсот до нашего лагеря, впрочем, из трёх машин на берегу была, почему-то, только одна наша. Волны неумолимо несли меня на пляж, течение — вдоль берега. Одна ласта слетела. Вразмашку я погрёб к берегу и через полчаса борьбы со стихией вышел на берег в полукилометре от лагеря. С трудом я доковылял до машины. Серёга гад, уже сидел в машине, да ещё с моей медсестрой! Оказывается, получив моей ластой по физиономии, он обиделся и поплыл к берегу, где благополучно вылез на пляж. Друзья и девушки, съев шашлыки, уехали сначала за пивом и сигаретами в ближайший посёлок, да так и не возвращаясь, поехали домой, мол, взрослые ребята, сами выберутся, а нам всем завтра на работу, праздник не получился. Только «рыженькая» осталась, видимо в силу своего профессионального долга и «Клятвы российского врача». А, может быть, я ей понравился. Так, что всё закончилось благополучно, если не считать потерянной ласты. Ну да это дело наживное. Главное что живой остался. И вот, что я вам скажу: главное, чтобы человек был мужественный (как я), а учиться…. можно и книги почитать, только на русском языке. Учиться на курсах — это для ленивых, да тех, у кого денег куры не клюют. А корочки и купить можно…

Ещё Никита Сергеевич говаривал: «Мы университетов не кончали».

А пока поехали домой, следующим летом ещё поныряем.

 

Невезучий день.

А.С.Третьяков

Бывают у человека такие дни, когда всё не ладится. Ныряли в прошлом году мы с сыном у Виталия Ершова на островах Южного Приморья. Пару дней отныряли нормально, а на третий у меня пошла непруха. Началось с того, что надевая костюм, попал ногой в рукав и долго тупо разглядывал собственные руки и ноги, пока сообразил, что к чему, справедливости ради должен отметить, что далее повезло — не успели опуститься, как заметили приличную для Приморья акулу. Пока я на заднем плане принимал с ножом героические позы, Виталий снимал акулу на видеокамеру. Первая нора осьминога, которую встретили, была классической — под камнем, перед входом створки раковин
и панцири крабов. Но осьминог сразу ушёл глубоко под камень, попытались с Виталием перевернуть камень, но он был слишком велик. Следующая нора была в ровном дне, Ершов засунул туда руку, ухватил осьминога (так и тянет написать — ухватил Ваську — местные водолазы раньше почему-то фамильярно называли так осьминогов), а мне протянул бокс, чтобы я заснял процесс извлечения. Я же решил, что бокс ему мешает, и он дает мне его подержать. А увидев, как он борется, пытаясь извлечь зверя, решил ему помочь. Зная, что у бокса была небольшая отрицательная плавучесть, я не учел, что на этот раз к нему прикреплён осветитель, и знак плавучести изменился. Положил бокс рядом на грунт и двумя руками полез в нору помогать. Выдернули зверя, оглянулся — нет бокса. Глубина — 34м, крутанулся – нет нигде. Виталий показывает — всплываем, пошли наверх. А погружались у острова Стенина, недалеко от банки Бойсмана. Там наверху весьма заметное течение. Хорошо, что бокс всплыл рядом с лодкой, и оставшийся в ней Алексей вовремя его заметил. Дал Виталий мне держать извлечённого осьминога, взял я его вроде правильно, за основание мешка. И если бы держал щупальцами вниз, все было бы нормально. Но я перевернул его клювом вверх, а он, неблагодарный, извернулся и цапнул за костяшку указательного пальца. А затем прямо мне в морду выпустил могучую струю чернил. Хорошо, что я в маске был. И напоследок — укачало меня в лодке,
и пока эти подлые люди ели бутерброды с сочной ветчиной и маслом, всячески приглашая меня к этому процессу, пугал я море с противоположного борта. Сплошные подвиги салаги, салабона, салапета (нужное подчеркнуть).

Читайте далее:
Клуб "Балтика"